О гробовщиках Таганрога в 1902 году.

Арабески.

Въ Таганрогѣ вотъ уже нѣсколько лѣтъ всѣ жалуются на полный упадокъ дѣлъ.

— Нѣтъ никакой возможности заниматься торговлей. За что бы ни взялся, непремѣнно кончишь банкротствомъ съ неизбѣжнымъ аукцiономъ. Одно только и есть вполнѣ вѣрное, прибыльное, безъ малѣйшаго риска дѣло. Открыть погребальную контору. Гробовщиковъ совершенно не касается ни урожай, ни застой, ни кризисы. Все, что живетъ на свѣтѣ, всѣ торгующiе, учащiе, судящiе, вся эта почтеннѣйшая публика, которая волнуется, горюетъ или радуется, обманываетъ или караетъ, - вся она рано или поздно не уйдетъ изъ рукъ гробовщика. Ему остается только сидѣть въ своей конторѣ и терпѣливо ждать клiентовъ...

Дѣло гробовщика, дѣйствительно, самое вѣрное, спокойное, но зато и самое мрачное, угрюмое дѣло.

Его не касаются никакiе кризисы, но зато, когда въ городѣ замѣчается нѣкоторое затишье въ смертности, ему становится скучно...

— Что то умирать перестали. Даже старики забыли о смерти. Ему уже 80 лѣтъ, давно бы пора на тотъ свѣтъ, самую лучшую церемонiю устроилъ бы для него, а онъ вмѣсто того, чтобы умереть съ честью, по шантанамъ разгуливаетъ да въ коляскахъ катается. Совѣсти нѣтъ у человѣка.

И то, что приводитъ въ ужасъ все человѣчество, — смерть — радуетъ и тѣшитъ гробовщика.

На каждаго обывателя онъ смотритъ, какъ на будущаго покойника, своего клiента, который дастъ хорошiй заработокъ только послѣ своей смерти.

При жизни же онъ ничего не стоитъ и заслуживаетъ полнаго презрѣнiя.

— Чего вы волнуетесь, - скажешь иногда гробовщику, въ этомъ мѣсяцѣ никто не умеръ, зато больше умретъ въ слѣдующемъ мѣсяцѣ. Ваше отъ васъ не уйдетъ. Рано ли, поздно ли, черезъ мѣсяцъ ли, годъ, два или пять, а всѣ у васъ будутъ. Единственное дѣло, въ которомъ никогда стачекъ и забастовокъ не бываетъ.

— Такъ то оно такъ. Да только ждать нѣтъ никакого резона. А развѣ ему то не все равно: теперь ли умереть, или черезъ 10 лѣтъ. Умиралъ бы ужъ сейчасъ, и мнѣ удобнѣе, да и ему спордручнѣе поскорѣе избавиться отъ всякихъ заботъ.

Конечно, имъ руководитъ обычная человѣческая жадность. Сразу похоронить всѣхъ и разбогатѣть въ одинъ годъ.

И черезъ эту жадность, не взирая на то, что дѣло гробовщика самое вѣрное и что въ Таганрогѣ ихъ очень немного, работы хватаетъ на всѣхъ, нигдѣ такъ не развита конкуренцiя, какъ среди гробовщиковъ. И никто такъ назойливо и безсовѣстно не набрасывается на своего клiента, какъ гробовщикъ.

Онъ совсѣмъ не хочетъ знать того, что каждый домъ, въ который является гробовщикъ, полонъ унынiя, скорби, самаго жгучаго и безысходнаго горя.

Онъ не старается вести свое могильное дѣло такъ, чтобы оно не вызывало протеста, озлобленiя, чтобы личность гробовщика оставалась въ тѣни.

Наоборотъ, они, какъ коршуны, набрасываются на жертву и еще задолго до смерти окружаютъ домъ шпiонами, сторожатъ у воротъ, въ переднихъ, даже на кухнѣ.

Въ домѣ смятенiе, врачи, лекарства, отчаянная борьба со смертью и никогда не оставляющая человѣка надежда, а гробовщикъ уже тутъ какъ тутъ. Онъ пренебрегаетъ и борьбой, и надеждой, онъ смѣется надъ отчаянiемъ и горемъ. Грубо, дерзко и смѣло является онъ въ домъ первымъ вѣстникомъ смерти еще тогда, когда умирающiй слабымъ голосомъ утѣшаетъ свою семью, рыдающихъ дѣтей, жену, мать...

— Я еще поправлюсь, не плачьте. Не можетъ быть, чтобы я умеръ теперь... Вѣдь, дѣти все маленькiя... Не могу я ихъ оставить...

И въ кухню бѣгутъ за компрессами, грѣлками, прислуга и всѣ домочадцы безъ силъ отъ усталости, безсонныхъ ночей, горя.

— Сбѣгайте, ради Бога, въ аптеку. Скорѣе... Ахъ, извините, я думала, это свой... Что вамъ угодно? У насъ тяжело больной, зайдите въ другой разъ...

Но вѣстникъ смерти поднимается и галантно предлагаетъ свои услуги.

— Я гробовщикъ... Такъ какъ умираютъ...

— Какой гробовщикъ? Зачѣмъ? Уходите, ради Бога! Это ужасно!

Но въ дверь протискивается уже другой конкурентъ, онъ пришелъ отвоевать жертву...

— Не берите у него... Вмѣсто дуба, онъ дастъ гниль. Еще недавно сдѣлалъ одной барынѣ гробъ, такъ не дай Богъ никому. Въ плечахъ узкiй, пришлось колѣномъ вколачивать... А у меня завсегда просторно; и катафалкъ, и всякая церемонiя...

— У тебя? Ахъ ты шушера поганая! У тебя! Нищета. Бывшiй мой подмастерье. Мерзавецъ! Вонъ отсюда! Или хочешь, чтобы я тебѣ морду заплевалъ?..

Начинается отвратительная сцена почти у постели умирающаго.

Вы понимаете, какой ужасъ охватываетъ всѣхъ окружающихъ при видѣ этого возмутительнаго торжища.

И такъ повторяется почти въ каждомъ домѣ, гдѣ есть умирающiй.

Именно такая сцена разыгралась на дняхъ въ квартирѣ умершаго Попандопуло, о чемъ повѣдала письмомъ въ редакцiю мѣстной газеты вдова покойнаго.

Не менѣе возмутительная исторiя произошла при похоронахъ столь трагически скончавшаго гимназиста Хаспекова.

Катафалкъ и вся погребальная церемонiя должны были прибыть въ два часа дня — такъ обязался гробовщикъ.

Къ этому времени все было готово.

И всѣ ждали прибытiя погребальной церемонiи.

Во дворѣ и на улицѣ громадная толпа.

Рыданiя и вопли раздаются на всю улицу.

Тѣло скончавшагося почти совершенно разложилось.

Священники въ облаченiяхъ терпѣливо ждутъ гробовщика, который долженъ былъ явиться не позже, а раньше всѣхъ.

Въ толпѣ идетъ все тотъ же неумолкающiй уже нѣсколько дней говоръ о подкалывателяхъ, о трагической смерти...

Близкiе умершему люди въ отчаянiи.

Проходитъ полчаса, а гробовщика все нѣтъ.

— Боже мой, даже и здѣсь мы должны испытывать неудачу! Почему нѣтъ церемонiи? Зачѣмъ лишнiя мученiя родителямъ? Но проходитъ еще часъ, а хоронить некому.

Посылаютъ людей.

Оказывается, что у гробовщика даже и катафалка нѣтъ, онъ рыскаетъ по всему городу, чтобы взять у кого-нибудь изъ товарищей напрокатъ. Наконецъ, только въ половинѣ четвертаго является процессiя.

Нетрудно представить себѣ возмущенiе при видѣ такой безсердечной неаккуратности и грубаго обмана, вызваннаго безсовѣстной алчностью.

Неужели нѣтъ и не можетъ быть никакихъ мѣръ борьбы съ гробовщиками?

Для чего они врываются въ квартиры умирающихъ и учиняютъ здѣсь безобразнѣйшiе скандалы?

Почему они не ждутъ пока ихъ позовутъ?

И на какомъ основанiи они берутъ на себя обязательства, которыхъ не могутъ выполнить?

Конечно, и здѣсь главная причина зла - полное невѣжество и профессiональная черствость.

Горе, отчаянiе, самое большое и страшное, служитъ для нихъ предметомъ благополучiя.

Смерть человѣка — ихъ благосостоянiе...

Такова профессiя...

Но развѣ нельзя поставить ее въ такiя условiя, чтобы она не причиняла еще лишнихъ страданiй въ минуты особенно жгучей скорби?

Чтобы услуги гробовщика обставлялись какъ-нибудь незамѣтно, безъ торжища, споровъ, шпiоновъ и врыванiя въ спальню еще неостывшао тѣла?

Я полагаю, что это можно сдѣлать.

И не только можно, но необходимо, какъ можно скорѣе, урегулировать этотъ мрачный и сташный для человѣчества промыселъ...

Шиллеръ изъ Таганрога^[1].